Замок Орла - Страница 102

102

Лакюзон не расслышал ее слов, исполненных суеверного ужаса. Он уже схватился за прутья решетки и с помощью незнакомца, которого годы, проведенные в темнице, как будто совсем не лишили сил, принялся трясти ее. Старания двух мужчин, удесятеренные опасностью, наконец принесли свои плоды: не выдержав напора четырех рук, железо поддалось, как свинец.

Решетка, погнутая и расшатанная, вырвалась из глубоких каменных пазов, освободив узкий, но достаточный для человека проем. Эглантина с незнакомцем пробрались через него первыми, капитан – следом за ними.

Между тем крики и огни факелов неумолимо приближались.

От двери в башню беглецов отделяли от силы десять шагов – капитан кинулся к ней с железным прутом в руках, готовый взломать ее, если она не поддастся.

И вдруг замер на месте.

Из-под земли до него как будто донесся странный голос:

– Лакюзон!.. Лакюзон!..

Капитан резко нагнулся и, тут же распрямившись, сказал:

– Мы спасены!

Он нащупал рукой решетку, о которой ему говорила Маги, – ее проделали в своде для стока дождевой воды.

– Помогите! – обратился он к незнакомцу.

Они на пару схватились за тяжелую, ржавую решетку, вросшую в камень, приподняли ее и увидели под нею зияющий черный проем водосточного желоба.

Подземный голос послышался снова:

– Лакюзон!.. Лакюзон!.. Смелей!..

Веревка, предназначенная для спуска с крепостной стены, все еще была обмотана у незнакомца вокруг пояса. Капитан схватил один ее конец.

– Я буду держать вас, – сказал он, – полезайте вниз. Когда спуститесь, отвяжите веревку, чтобы я мог вытащить ее, и приготовьтесь принять Эглантину.

Незнакомец, не говоря ни слова, ибо каждая секунда промедления могла стоить им жизни, пожал Лакюзону руку, живо полез в распахнутый темный провал и вскоре исчез там.

Не прошло и минуты, как капитан почувствовал, что веревка ослабла. Он дернул за нее, и она свободно пошла вверх. Незнакомец благополучно коснулся ногами земли.

– Теперь ты, Эглантина, – прошептал Лакюзон, обращаясь к девушке.

Она ничего не ответила – только вскрикнула от ужаса и тут же упала навзничь без чувств, успев выговорить всего лишь одно слово:

– Призрак…

У капитана волосы на голове стали дыбом. Дверь в башню бесшумно отворилась, и в четырех шагах от него появилась смутная бледная тень, казавшаяся в ночной мгле немыслимо огромной, – она застыла перед ним в неподвижности.

– Свят, свят!.. – проговорил Лакюзон, творя крестное знамение и касаясь пальцами лба, влажного от холодного пота. – Изыди!..

Но призрак, вместо того чтобы исчезнуть, шагнул вперед.

Налетевший с севера ветер начал разогнять мрачные тучи, расчищая небосвод.

В одном из просветов показалась луна, на мгновение озарившая своим сиянием насыпь и всех участников описываемой нами странной сцены.

Капитан успел различить женское лицо, до того бледное и осунувшееся, что казалось, будто оно принадлежит мертвой.

А бледная женщина, вернее, призрак, смогла разглядеть у капитана на груди сврекающую бриллиантовую розочку.

При виде ее она пошатнулась, потом бросилась к молодому человеку, упала перед ним на колени и, обхватив их руками, и приглушенным от волнения и изнеможения голосом едва внятно проговорила:

– Моя дочь!.. Где моя дочь?.. Во имя вашей матери, скажите, где моя дочь?

Капитан больше не верил в то, что перед ним призрак, зато ему казалось, притом почти наверняка, что перед ним опасная сумасшедшая, от которой нужно избавиться любой ценой. Если она и дальше будет хватать его за руки, как сейчас, то он пропал, а вместе с ним и Эглантина.

Уже было слышно, как латники и слуги, перекликаясь меж собой и подбадривая друг друга, занимали насыпь. Конечно, страх встретить такой же прием, какой был оказан их товарищам, немного охладил их пыл. Но это было ненадолго.

На эспланаде послышался голос Антида де Монтегю.

– Вперед! – кричал владетель Замка Орла. – Окружайте насыпь и, как только подойдете к ним на расстояние выстрела, разом открывайте огонь!

– Сударыня, – проговорил Лакюзон, пытаясь высвободиться из судорожно хватавших его рук бледной женщины, – во имя Неба, прекратите… вы же меня погубите.

– Моя дочь!.. – со все возрастающим возбуждением твердила свое женщина-призрак. – Где моя дочь?..

– Да откуда мне знать? И почему вы уверены, что я дожен это знать?! Мы с вами не знакомы. И вашу дочь я тоже не знаю. Они идут… о Господи… идут! Оставьте же меня, сударыня, во имя Неба, оставьте!..

Женщина вдруг вскочила с колен и, схватившись за бриллиантовую розочку, продолжала:

– Тот, у кого этот медальон, должен знать, где моя дочь…

От ее слов капитана точно громом ударило.

– Вы… – воскликнул он, – так это вы?..

И тут же прибавил:

– Ночь на 17 января, верно?..

– Да… да… да… – прервала его бледная женщина. – Тогда, в ночь на 17 января 1620 года, родилась моя дочь… И человек, которому сеньор де Монтегю отдал бедную мою малютку, вырвав ее у меня из рук… человек, которому я, рискуя жизнью, передала медальон, что сейчас на вас… тот человек оставил на первой арке свода след своей окровавленной руки. Видите, я говорю правду… И вы должны знать, где моя дочь… И если у вас есть сердце, вы сжалитесь надо мной!..

Слуги с зажженными смолистыми ветками и латники с мушкетами навскидку уже продвигались сквозь мрак вдоль основания Игольной башни.

Громадный силуэт Антида де Монтегю с аркебузой в руке резко выделялся на фоне освещенных построек.

– Вот уже восемнадцать лет я проливаю слезы и взываю к моей доченьке! – продолжала бледная женщина. – Будьте же и вы милостивы, как наш Господь, сострадающий отчаяшимся матерям… Скажите, где моя дочь?

102