Тонкие, почти бескровные и на удивление подвижные губы, то и дело кривились в язвительном оскале под длинными, тронутыми сединой усами с лихо закрученными вверх кончиками, как у мушкетера. Этот характерный рот, вместе с жестким, сверкающим, проницательным взглядом, придавал лицу выражение лукавства, дерзости, жестокости, самоуверенности и, наконец, незаурядного ума.
Усы и эспаньолка как будто выдавали в их обладателе склонность к удальству и изысканности, так не вязавшимися теперь с его глубоко удрученным состоянием, о котором говорили бледность лица и беспомощное положение тела. Только взгляд и ухмылка противоречили явной слабости и необоримой усталости этого человека. Плоть его действительно страдала – ее уже влекло в могилу! Хотя душа, разум, сознание были крепче, яснее и деятельнее, чем когда-либо.
Но прежде всего, несмотря на свою исключительную скромность, обращал на себя внимание костюм этого человека. Это была длинноая мантия красного сукна, полностью скрывавшая за полами и оборками ноги нашего героя и отчасти – руки, а на голове его была облегающая круглая шапочка из той же ткани и того же цвета.
Из пунцовых манжет выглядывали кисти рук, длинные и изящные, восхитительной формы и матовой белизны, словно у благородной дамы.
Мы уже знакомы с двумя героями из группы людей, окруживших сидящего, – графом де Гебрианом и графом Антидом де Монтегю, владетелем Замка Орла. Трое других были генералами французской армии: герцог де Лонгвиль, маркиз де Виллеруа и маркиз де Фекьер.
В ту минуту, когда мы с вами проникли в большую залу, человек в красном внимательно выслушивал графа де Монтегю.
Граф, только что прибывший в Блетран под защитой мессира де Гебриана, как раз объявлял своему досточтимому слушателю, что преподобного Маркиза, захваченного в плен накануне, вот-вот доставят под усиленным конвоем в крепость и передадут в распоряжение главнокомандующего французским войском в качестве первого залога его, графа де Монтегю, безоговорочной верности Франции.
Человек в красной мантии удостоил его лишь едва заметным кивком.
Между тем хозяин Замка Орла продолжал отчет. Он изложил свой план целиком, а потом углубился в подробности, перечисляя средства, которые намеревался использовать для поимки двух других главарей горского повстанчества – Лакюзона и Варроза. Это позволит быстро и наверняка захватить провинцию, сокрушив раз и навсегда дух независимости, воплощенный в этих двух героях борьбы за независимость Франш-Конте.
Вслед за тем он с поклоном произнес:
– Я все сказал, монсеньор.
Тогда человек в красной мантии, который слушал его, не прервав ни разу, поднял глаза и устремил на графа пристальный взгляд, чистый и глубокий.
Потом медленно, низким голосом он проговорил в ответ:
– Хорошо, мессир… Вы действовали как нельзя лучше, и ваши планы, как нам кажется, составлены весьма искусно. Мы полагаемся на их успешное свершение. Когда же закончится эта длительная кампания, когда придет время подводить итоги и раздавать награды, вы можете рассчитывать на то, что вас не забудут, – даем вам наше верное слово.
Сир де Монтегю снова поклонился.
Когда он распрямился, его лоб так и пылал от самодовольства, гордыни и торжествующего честолюбия.
– Монсеньор… – вымолвил он.
– Хорошо, – повторил человек в красной мантии, прерывая благодарственные слова, которые собирался произнести Антид де Монтегю.
Тут открылась одна из дверей в большую залу и вошел офицер.
Он подошел к сидящему в кресле и остановился, ожидая, когда к нему обратятся.
– Что у вас? – осведомился человек в красном.
– Монсеньор, – отвечал прибывший, – только что под конвоем доставили важного пленника.
– Что еще за пленника?
– Преподобного Маркиза.
– Меня предупреждали. И где же сейчас тот, о ком вы говорите?
– В полуподвальном помещении, монсеньор.
– Пусть его приведут сюда и через пять минут представят мне.
Офицер удалился.
– Я желаю поговорить с с ним, – продолжал человек, которого все называли «монсеньором». – Желаю видеть его собственными глазами и убедиться, достоин ли он той высокой славы, что о нем ходит, или это всего лишь досужая ложь. Наконец, я желаю видеть, как он поведет себя, когда окажется со мной лицом к лицу и узнает, кто я такой… Только так возможно составить впечатление о человеке за одно мгновение.
Выдержав короткую паузу, человек в красной мантии, обращаясь к маркизу де Фекьеру, продолжал:
– Прошу вас, генерал, соблаговолите проследить за тем, чтобы в присутствии пленника никем не произносилось мое имя. Важно, чтобы он узнал его от меня самого. Распорядитесь также, чтобы явились пятьдесят моих гвардейцев и выстроились за моим креслом.
И, улыбнувшись странной своей улыбкой, он прибавил:
– Поскольку преподобный Маркиз – один из главарей горских повстанцев, мы окажем ему достойный прием.
– Монсеньор! – сказал тут Антид де Монтегю.
– Что вам угодно, мессир?
– В интересах дела, которому я предан душой и телом, преподобный Маркиз не должен меня видеть.
– И что же?
– Быть может, ваше преосвященство позволит мне скрыть мое лицо хотя бы в его присутствии?
– Под черной маской, верно?
– Да, монсеньор.
– Будьте любезны, мессир.
Хозяин Замка Орла вышел.
Он появился снова через одну-две минуты – закутанный в плащ и в железной маске, обшитой черным бархатом.
В это же время явились пятьдесят гвардейцев в сверкающих мундирах, со шпагами наголо и выстроились в ряд в глубине залы.
Граф де Гебриан и французские офицеры встали справа от кресла, вольно или невольно отстранившись от владетеля Замка Орла и оставив его в одиночестве слева от кресла.