Замок Орла - Страница 119

119

– Гарантией? – переспросил священник. – Гарантией чего?..

– Разве Людовик XIII в собственном своем королевстве не придпринимает точно такие же шаги, как ваш парламент у вас в провинции?

Человек в красном остановился.

– Что-то я вас не пойму, – сказал Маркиз.

Тогда человек в красном продолжал:

– Дольский парламент, как вы сами изволили выразиться, защищает народ от произвола сеньоров, а сеньоров – от произвола вельмож. А разве Людовик XIII не делает то же самое изо дня в день, усмиряя гордыню тех, кто все еще мнит себя великими вассалами короны?

Преподобный Маркиз лишь улыбнулся в ответ.

– Вы что же, так ничего и не поняли? – удивился человек в красном.

– Не будем о Людовике XIII, прошу вас! – воскликнул Маркиз.

– Почему же?

– Потому что Людовика XIII не существует, и вам это известно лучше, чем мне.

Человек в красном вздрогнул.

– Нет, – продолжал священник-воин, – не будем поминать короля Франции, давайте лучше поговорим о кардинале-министре, если угодно… давайте поговорим о Ришелье… Да, признаюсь, Красное преосвященство, довершая дело, начатое Людовиком XI, с неустанным усердием сносит слишком высоко вознесенные головы французской знати, устанавливая таким образом мерку, превыше которой может быть только корона. Король Плесси-ле-Тура, друг Тристана Лермита и Оливье ле Дэна, шел окольными путями к своей личной цели – он сокрушал все, что мало-мальски возвышалось рядом с его престолом и затеняло его. Великие пали и, как оно всегда бывает, где добро, там и зло, – свободные места не преминули занять ничтожества. Но времна с тех пор изменились… И сегодня Ришелье, великому министру монарха, чья корона всего лишь тень, нет больше надобности бороться с каким-то герцогом Бургундским, дерзко провозгласившим себя королем в своем собственном королевстве. Зато ему приходится противостоять слишком могущественным силам при дворе… Он тоже установил свою мерку – в пример Людовику XI – и тоже рубит макушки у самых высоких деревьев в человеческом лесу и выкорчевывает вековые дубы; таким образом он дает молодой поросли больше простора, воздуха и солнца, позволяя ей тянуться вверх и разрастаться… И здесь тоже топор лесоруба разит больших в угоду малым. Но входит ли эта самая услуга в планы, помыслы и чаяния нашего министра? Позволю себе в этом усомниться. Людовик XI устанавливал мерку в интересах своего престола. А Ришелье следует его примеру в угоду своему безграничному честолюбию и непомерной гордыни!..

Человек в красном, ухмыльнувшись в свою очередь, ничего не отвечал.

Когда преподобный Маркиз произнес слова «безграничное честолюбие» и «непомерная гордыня», герцог де Лонгвиль, маркиз де Виллеруа и маркиз де Фекьер приняли грозный вид и положили руки на гарды своих шпаг.

Тогда священник-воин обратился к ним.

– Эй, мессиры, – сказал он. – Оставьте в покое ваши шпаги, ведь вы слишком благородны и не поразите беззащитного врага, к тому же вам вряд ли захочется присвоить привилегию палача, который вот-вот примется за меня…

И, указав взглядом и жестом на Антида де Монтегю, он прибавил:

– А уж коль вам не терпится покончить со мной, дайте, нет, не шпагу, а нож этому сеньору в маске… Ремесло палача ему вполне годится.

– Наглец! – вскричал владетель Замка Орла.

– Тише! – едва слышно проговорил человек в красном, делая знак маркизу де Фекьеру.

Тот кивнул офицеру, стоявшему у двери в глубине залы.

Офицер вышел.

Почти тотчас же грянули трубы – и в зале появился разодетый паж лет пятнадцати-шестнадцати, прелестный, как девушка, в сопровождении двух горнистов, шествовавших впереди, и восьмерых охранников, следовавших за ним. На ладони вытянутой левой руки паж нес обшитую золотым галуном алую подушечку. На ней лежал конверт, отороченный красной шелковой нитью и скрепленный большой печатью.

Горнисты с охранниками остановились – только паж приблизился к сидящему и, преклонив перед ним колено, заговорил:

– Для…

Закончить, однако, он не успел.

Преподобный Маркиз прервал его и четким, громким голосом продолжал вместо него:

– Для его преосвященства монсеньора кардинала де Ришелье.

– Как! – воскликнул кардинал (ибо это действительно был он). – Вы знали?..

Маркиз нижайше поклонился.

– Да, монсеньор, – проговорил он вслед за тем.

– Кто же вам сказал?

– Никто. Но разве мне самому было трудно догадаться? Хотя слух о вашем прибытии еще не успел разлететься по нашим горам, монсеньор, тем не менее, войдя в эту залу, я ни на миг не усомнился… Да и перед кем еще, кроме вас, французские генералы стали бы склонять головы так низко?.. Впрочем, – с усмешкой прибавил священник, – разве ваше платье не свидетельствует убедительнее всего остального, что вы стоите на первой ступени церковной иерархии и что выше вас только папа и Бог?..

– Священник, – прошептал он, – поостерегись!

– Чего же, монсеньор? – спросил Маркиз.

Особое внимание, какое кардинал уделил священнику-воину, имело два объяснения. Во-первых, кардинал был премного удивлен, увидев перед собой человека выдающегося, одаренного, хотя и не думал, что такие могут быть в этих диких, суровых горах. Во-вторых, его побудило начать беседу самое честолюбие великого политического деятеля, подогретое прозорливостью Маркиза, проникшего в его мысли и догадавшегося об истинной цели его честолюбивых устремлений.

Невероятная точность суждений священника смягчила его суровый нрав… И вдруг Маркиз задел его кровоточащую рану, насмеявшись над званием министра и высочайшим церковным саном, в который Ришелье был облачен.

119