Замок Орла - Страница 156

156

Это была большая четырехколесная телега, запряженная четверкой волов, – на ней помещалась своего рода деревянная клетка, похожая на те железные клети, что придумал и даже поставлял ко двору Людовика XI кардинал Балю.

В этой клетке сидел на корточках человек, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, с непокрытой головой и обнаженными плечами.

Клетку венчала приколоченная гвоздями черная маска.

Толпа крестьян, бежавшая за телегой и стоявших вдоль обочин дороги, кричала от ненависти и требовала крови.

За упряжкой следовал другой отряд горцев из пятисот человек.

Узник, связанный, поруганный, больше походил на мертвеца; его лицо было сплошь измазано грязью и помоями, которыми походя бросали в него люди. Этим жалким, униженным человеком был Антид де Монтегю, когда-то – владетель Замка Орла.

Лакюзон хотел приподнести всем жестокий наглядный урок!

Он хотел, чтобы в памяти людей навсегда запечатлелся образ изменника, которого ждала страшная кара.

– Да здравствует Лакюзон!.. – восторженно приветствовала его толпа.

Но он едва слышал эти приветствия.

Погруженный в свои горькие мысли, непрестанно думая о Маркизе и Варрозе, которых, увы, больше не было рядом, он воспринимал свой триумф со скорбным безразличием.

Процессия вошла в город и направилась к ратуше, где заседал парламент.

Горцы оттеснили толпу – Антида де Монтегю вытащили из клетки и поволокли в ратушу, где ему должны были вынести приговор. Толпа тут же переметнулась на широкую площадь, расположенную по соседству с крепостной стеной в северо-восточной части города. Посреди этой площади, взятой в кольцо зеваками, возвышались эшафот, костер и виселица.

Покамест никто еще не знал, к какому виду смертной казни приговорят злодея, – и, чтобы не отсрочивать саму казнь, было решено все предусмотреть загодя…

Через час толпа разом смолкла и почтительно расступилась.

Появился Лакюзон, а за ним – все члены парламента в черных, отороченных горностаем мантиях.

Осужденный шел следом за судьями между палачом и его помощниками, под конвоем горцев. Его поддерживали, а вернее, несли, поскольку сам он идти не мог.

И вот заведующий судейской канцелярией, развернув пергаментный свиток, четко произнося каждое слово, во всеуслышание огласил смертный приговор:

...

«Сего дня, 16 ноября, года 1638-го от Рождества Христова, мы, заседатели парламента города Доля, в силу полномочий, данных нам тремя судебными округами и удостоверенных Его Католическим величеством Филиппом IV, королем Испании;
Верша суд от имени Господа и провинции Франш-Конте;
Учитывая, что дворянин Антид де Монтегю, граф и владетель Замка Орла, совершил преступления, связанные с вероломством и изменой своей Родине и Его величеству Филиппу IV;
Учитывая, что он способствовал разорению Конте, вступив в союз с ее врагами и выдав Франции предводителей горского повстанчества;
И принимая в расчет, что все означенные преступления доказаны;
Объявляем сира де Монтегю, графа и владетеля Замка Орла, вероломным изменником; приговариваем его к смерти и предписываем сжечь его тело, а пепел развеять по ветру; но, принимая во внимание справедливое требование капитана Жан-Клода Проста, оставляем за последним право самому назначить род казни Антиду де Монтегю, владетелю Замка Орла.
Совершено в здании парламента города Доля.
От имени членов парламента, заседавших в суде:
Председатель,

Чтение приговора было встречено громоподобными возгласами одобрения.

– Правильно!.. Правильно!.. – кричал народ. – Да здравствует парламент! Да здравствует капитан Лакюзон!

Когда шум стих, слово опять взял заведующий судейской канцелярией.

– Капитан Жан-Клод Прост, – громко возгласил он, – какой род казни вы избираете? Говорите – и воля ваша будет исполнена.

– Однажды… – заговорил Лакюзон, – однажды сир де Монтегю, в ответ на вопрос кардинала де Ришелье, сказал о преподобном Маркизе, что он, «как мужлан», заслуживает казни «через повешение»… Так вот, Антид де Монтегю, владетель Замка Орла, я требую, чтобы вы ответили по закону «око за око». Топор палача не коснется вашей недостойной головы. Для вас сойдут перекладина и веревка…

Затем, окинув пристальным взглядом толпу, Лакюзон прибавил:

– Войне конец. Конте победила – она цела и свободна! Да здравствует Конте! И да не воздвигнется впредь виселица, карающая ныне изменника!

– Да здравствует Конте! – вторил ему народ. – Да здравствуют защитники свободной Конте!

Через мгновение человеческое правосудие свершилось.

Божья справедливость восторжествовала.

* * *

На другой день в Дольском кафедральном соборе отпраздновали свадьбу – намеренно скромную и немноголюдную.

Рауль де Шан-д’Ивер дал свое имя Эглантине в присутствии капитана Лакюзона, барона Тристана, Бланш де Миребель и старой Маги, которая разом преобразилась – будто помолодела, когда обрела надежду принять в скором времени третье поколение де Шан-д’Иверов.

Разумеется, сердца ликовали, и вместе с тем в глубине их таилась горькая печаль.

Считали тех, кого не было рядом…

Увы, их оказалось слишком много!

Недоставало Пьера Проста! Недоставало Маркиза! Недоставало Варроза!..

Как только торжественная церемония завершилась, Лакюзон, с траурной повязкой на рукаве и с печалью на сердце, снова подался в горы.

Оставшись один и взвалив на себя нелегкое бремя защитника свобод и судеб древней, благородной земли, он спешил снова преклонить колени перед безвестной могилой, навсегда сокрывшей тайну красной мантии.

156