Замок Орла - Страница 47

И они с товарищем вышли, с усмешками и нарочито громким скрежетом снова запирая дверь на ключ.

– О, отец мой, – проговорил Пьер Прост, сложив руки, – я ждал вас и взывал к вам, как обреченный на смерть узник ждет, взывая к жизни и свободе.

– И я действительно верну вам жизнь и свободу, – ответил монах тихим голосом, который вверг узника в дрожь.

– Кто же вы? – спросил он, задыхаясь от волнения.

– Тише! – проговорил монах. – Тише! Знайте, за этой дверью, хоть она и закрыта, наверняка есть уши – они ловят каждое наше слово.

И, подняв одной рукой лампу, которую швед оставил на каменном полу, священник поднес ее к своему лицу, а другой рукой отбросил назад капюшон, скрывавший до сих пор его черты.

– Жан-Клод… – пробормотал Пьер Прост, – ты… мальчик мой… ты здесь!

– Тише, дядя, – повторил капитан, – одно неосторожное, громкое слово, и мы оба пропали.

– Так, значит, это правда, дорогой ты мой… – продолжал узник с нескрываемым волнением… – ты не мог оставить меня умирать, не дав мне в последнее утешение обнять тебя еще раз! О, благодарю тебя, благодарю! Вот так ты обрадовал меня! Отныне мне и смерть не страшна!

– Говорю же, дядюшка, я верну вам жизнь и свободу.

– Свободу!.. Жизнь!.. – вторил ему Пьер Прост. – Неужели это возможно? Ведь через несколько часов – или не знаешь? – вынесенный мне приговор должны привести в исполнение.

– Через несколько часов, дядюшка, те, кто вас приговорил, окажутся на вашем месте. Бог милостив!

– Но как?

– Не спрашивайте, у нас очень мало времени. Только одно скажу: надейтесь! – и даже когда вы окажетесь на костре, за частоколом огня и в клубах дыма, я снова скажу: надейтесь!.. А сейчас, дядюшка, нельзя упустить ни одной мелочи. Господь держит в руках жизнь человеческую, но Он же способен и нарушить даже самые благие и, казалось бы, успешные начинания. Когда-то вы говорили мне про некую страшную тайну, которую храните, и велели мне прийти к вам, чтобы узнать ее, если вам будет угрожать смертельная опасность. Так вот, опасность уже нависла над вами, потому я здесь и готов выслушать вас.

– Тогда слушай и постарайся, чтобы тайна эта обратилась в твоих крепких руках в оружие против человека, обрекшего меня на смерть! Этот самый человек, в чем я ничуть не сомневаюсь, как бы больно это ни было, состоит в числе самых грозных врагов свободы Франш-Конте.

– Кто он?

– Черная Маска, – ответил Пьер Прост.

– Как! – в изумлении вскричал молодой человек. – Неужто Черная Маска сыграл какую-то роль в вашей жизни?

– Да, мальчик мой, и не только в моей, но и в жизни моей семьи, к которой принадлежишь и ты.

– Странно… – прошептал Лакюзон.

– Да, но куда более странно другое, во что ты вряд ли поверишь. Впрочем, скоро ты все узнаешь и увидишь: в событиях, о которых я собираюсь тебе рассказать, правда будто нарочно обретает самые прихотливые формы. Да уже по первым словам ты сможешь судить об остальном: Эглантина мне не родная дочь!..

Капитан воззрился на Пьера Проста с таким видом, который определенно означал только одно: уж не помрачился ли у вас рассудок, дядюшка?

Между тем врач обездоленных ничуть не стушевался под взглядом племянника, лишь слегка покачал головой и сказал:

– Нет, мальчик мой, я в здравом уме, хотя на мою долю выпали столь тяжкие испытания, что любой, и покрепче моего, мог бы запросто помешаться умом. Сейчас увидишь. Но, поскольку, как ты сам говоришь, у нас очень мало времени, позволь я буду говорить, а ты не станешь меня перебивать: ведь очень важно, чтобы ты узнал мою тайну от начала до конца.

Капитан согласно кивнул, и Пьер Прост повел свой торопливый рассказ начиная с событий, произошедших в ночь на 17 января 1620 года и знакомых читателю из пролога нашей книги.

– …В течение двух лет после той жуткой ночи, – сказал он в заключение, – ничто не нарушало безмятежного покоя, которым я наслаждался в моем маленьком домике в Лонгшомуа. Хотя призраки из прошлого то и дело являлись мне… По ночам я вдруг просыпался от внезапных приступов ужаса, и мне всякий раз чудилось, будто мою постель и колыбельку с Эглантиной обступают кровопийцы… Мне казалось, что рано или поздно Черная Маска пожалеет, что доверился мне, и решит раз и навсегда похоронить тайну, единственным хранителем которой был я. Это убеждение, поселившееся в моей голове, как навязчивая мысль, терзало меня беспрестанно. Впрочем, боялся-то я не за себя, а за дорогую моему сердцу малютку, которую полюбил всей душой и окружил поистине отцовской любовью. И вот, поклявшись во что бы то ни стало избавиться от бесконечных тревог, я решился покинуть родные края, окружив свой отъезд, а вернее, бегство, непроницаемым покровом тайны.

Я разыскал брата – твоего отца, Жан-Клод. Я поведал ему о своих скорбных делах, хотя истинную их подоплеку раскрывать не стал. Сказал только, что ушел ночью, а дом бросил без призора. Я попросил его притвориться, будто он, как и все, ни сном ни духом не знает, где я собираюсь затаиться, а после, по прошествии года или двух, постепенно и половчее распустить слух, что я умер.

Все произошло так, как мне хотелось. Горцы, знавшие меня и любившие, читали «De profundis…» и ставили свечки за упокой моей души. А потом про меня забыли. О тайном моем убежище знали только Варроз, Маркиз да твой отец, а тебе об этом сказали, когда ты повзрослел и, несомненно, уже мог хранить секреты.

Короче говоря, я думал никогда не покидать той хижины в Шойском лесу, куда ты порой приходил меня проведать. Но, когда французские войска вторглись на нашу землю, над Эглантиной, моей раскрасавицей, нависла угроза. Месяц с лишним мы жили под защитой прекрасного и благородного юноши, французского офицера по имени Рауль Марсель, который, думаю, полюбил дорогую мою дочь – полюбил самой почтительной и сдержанной любовью. К несчастью, тот офицер был принужден покинуть Франш-Конте и последовать за господином де Виллеруа, своим главнокомандующим, так мы лишились заступника, на покровительство которого уповали.