Замок Орла - Страница 87

«Ну-ну, – прошептал он, – жребий брошен… я тут прямо как ласка в голубятне… интересно, чем все это закончится?..»

Тем временем легкие шаги, должно быть, женские, послышались уже на лестнице – с каждым мгновением они становились все ближе.

У Лакюзона бешено заколотилось сердце.

В комнату вошла Эглантина.

Капитан уже хотел было выскочить из своего укрытия и, протянув девушке руки, воскликнуть: «Я здесь, сестра! Вот он я!»

Но чутье заставило его остановиться.

Конечно, в первую секунду Эглантина не сможет сдержать возгласа удивления, радости и волнения при виде своего друга и защитника. А охранник или слуга, что привел ее в темницу, мог быть совсем рядом, и он наверняка услышал бы ее крик. И, вероятно, решил бы узнать, в чем тут дело. В таком случае он поднимется обратно в комнату, и, застав Эглантину в явном смущении, сразу все поймет.

Лакюзону, чтобы все это обдумать, понадобилось куда меньше времени, чем нам, чтобы описать ход его мыслей, так что, не проронив ни звука, он остался там, где стоял.

У девушки был свежий цвет лица, глаза ее сверкали – ничто: ни взгляд, ни походка – не выдавали в ней ни грусти, ни уныния. Эглантина подошла к столику и стала перед ним на колени, потом, взяв в свои маленькие ручки огромную Библию, поднесла священную книгу к устам и страстно поцеловала раскрытые страницы: в ее поцелуе угадывалась и мольба, и изъявление благодарности.

Вслед за тем она поднялась и, спешно пройдя через всю комнату, подошла к окну, у которого уже провела не один час. Ее взгляд, казалось, был устремлен сквозь тьму, а уши словно внимали малейшему дуновению ветра, ничтожному шуму.

Дело в том, что некоторое время тому назад до ее слуха долетели слова простенькой брессанской песенки, которую напевал Гарба, и слова эти, пронзив стены ее темницы, как торжественный гимн, послужили ей сигналом, вселяющим в сердце надежду на избавление.

Верно, аляповатые рифмы, непритязательная мелодия сказали ей совсем не то, о чем на самом деле была эта песня: вместо безвкусных буколик, которые пастух напевает пастушке, она совершенно ясно услышала такие слова: «Друзья знают, где вы, они защитят вас, они здесь, совсем рядом с вами… А значит, надейтесь и ничего не бойтесь!»

Девушка сразу ожила и утешилась и с той самой минуты стала ждать, зная наверное, что ожидания ее оправдаются.

Помнится, когда Антид де Монтегю сообщил Эглантине, что ей придется покинуть замок нынче же ночью, ее охватил невыразимый страх. Девушке казалось, что для нее начнутся новые, куда более тяжкие, испытания, нежели сейчас, и что, если она покинет замок, друзья-освободители, возможно, потеряют ее след. Кто знает, смогут ли они вообще когда-нибудь ее разыскать…

Ее смелость, непреклонность перед волей Антида де Монтегю и радость при встрече с Маги, появление которой она истолковала как добрый знак, – все это было результатом стараний Гарба.

Его голос впервые донесся до нее с Водосборного двора.

«Они здесь! – заверяла себя она. – Они придут за мной, раз я сама не в силах прийти к ним…»

С тех пор она не отлучалась от окна, откуда открывался вид на Илайскую долину, хотя левая сторона Игольной башни отчасти и закрывала его.

«Оттуда, да-да, – тешила себя мыслью Эглантина, – оттуда должен прийти новый сигнал. Только бы не пропустить его… Только бы услышать!»

X. Снова вместе

И этот сигнал к освобождению, этот долгожданный призыв прозвучал, но пришел он совсем не с той стороны, с какой его надеялась услышать девушка.

Как только слуга запер наружную дверь и отошел подальше – капитан выглянул из-за полога, за которым прятался, и приглушенным голосом шепнул одно лишь слово:

– Эглантина!

Девушка тотчас обернулась и широко раскрытыми от изумления глазами посмотрела туда, откуда послышалось ее имя.

Она увидела Лакюзона, и от радости у нее затрепетало сердце – ее душа, вся без остатка, в порыве глубочайшей, высшей благодарности обратилась к Богу.

Опасность живо учит осторожности. Эглантина нашла в себе силы не произнести ни звука. Девушка поднесла палец к губам, прося и капитана хранить молчание и, вместо того чтобы броситься ему на шею, вернулась к окну и выглянула наружу, дабы увериться, что слуга убрался восвояси. Убедившись же в этом, девушка закрыла окно и, уступив наконец порыву, переполнявшему ее сердце, кинулась в объятия капитана – положив голову на грудь молодому человеку, она прошептала:

– А вот и ты!.. Вот и ты наконец, мой брат, друг и спаситель!

От прикосновения очаровательной головки и длинных шелковых волос юной красавицы, которую еще совсем недавно он любил скорее как пылкий любовник, чем нежный брат, Лакюзон почувствовал, что у него замирает сердце, его самого охватывает дрожь и кровь в его жилах то стынет, то вскипает.

Но мы уже знаем, что у Лакюзона была железная воля. Он велел сердцу успокоиться, огню в крови погаснуть, а льду – растопиться. В ту же минуту мысли и чувства его улеглись – и теперь наш капитан видел в Эглантине лишь невесту Рауля де Шан-д’Ивера.

– Да, дорогая моя девочка, – ответил он с легкой дрожью в голосе, которая, впрочем, была едва ощутима, – да, это я, твой друг и брат, но пока не спаситель. Прежде чем заслужить это звание, я должен вызволить тебя из Замка Орла.

– А мы сумеем?

– Ну конечно! Я надеюсь и рассчитываю на это! Я же пришел сюда… а кто сумел прийти, тот сможет и выйти – так подсказывает здравый смысл. Хотя дело это, признаться, не из легких.

– Ах, – восторженно воскликнула Эглантина, – капитану Лакюзону по силам все, даже невозможное!