Крестьяне и монахи шли навстречу друг другу.
И в конце концов пересеклись.
Крестьяне прижались к обочине и, обнажив головы, стали просить блогословения у святого старца.
– Благословляю вас всем сердцем, дети мои, – сказал им он дрожащим, надтреснутым голосом. – Благословляю именем Отца и Сына, и Святого Духа…
– Отец мой, – обратился к нему один крестьянин, – попросите, пожалуйста, милостивого Господа нашего, чтоб он оградил нас по дороге до Бофора от серых, шведов и французов…
– Непременно помолюсь, дети мои… и, надеюсь, милостивый Господь услышит мою молитву.
– Спасибо, отец мой.
– Идите же с миром, дети мои, идите с миром!..
Вслед за тем – после этого короткого разговора монахи и крестьяне распрощались и пошли дальше каждые своей дорогой.
Когда они разошлись на почтительное расстояние и уже не видели друг друга, старик снова преобразился – так же быстро и не менее удивительным образом. Его опущенная голова поднялась, согбенная спина распрямилась, подкашивающиеся ноги налились прежней силой, поступь сделалась быстрой, притом настолько, что его молодому спутнику пришлось изрядно ускорить шаг, чтобы за ним угнаться.
Спустя четверть часа странный монах остановился.
– Видите что-нибудь там вдалеке, в тумане? – спросил он.
– Да.
– Какие-то хижины, верно?
– Похоже на то.
– Должно быть, это крайние дома деревни Сент-Аньес.
– Пойдем через деревню?
– Нет, благо ее можно обойти.
– Так что будем делать?
– Сойдем с дороги и пересечем поле справа.
– И куда придем?
– Если мне не изменяет память, а я думаю, что она еще крепка, минут через десять хода мы должны выйти на тропу, и она выведет нас к Кондамину…
– Тогда идемте.
Они сошли с дороги – и через какое-то время действительно напали на тропу, о которой говорил старик.
Дальше они шли молча – и меньше чем через четверть часа выбрались к Кондамину.
На входе в деревню старый монах снова забыл свою свободную, резвую походку и плелся, уже едва передвигая ноги, тяжело опираясь одной рукой на палку, а другой на руку своего молодого спутника.
Тот же едва сдерживал смех при виде того, с каким трепетным благоговением и глубоким почтением набожные селяне воспрнинимают эту забавную комедию.
Деревню Кондамин прошли без каких бы то ни было происшествий, не считая раздачи благословений направо и налево.
Довольно скоро монахи подошли к границе Франш-Конте и французской области Бресс и какое-то время шли вдоль границы, полагаясь исключительно на чутье старого монаха, знавшего эти края как свои пять пальцев. Нигде не было ни единой тропинки – кругом сплошная болотистая равнина, ограниченная со всех сторон разве только линией горизонта, так что идти приходилось, чуть ли не по колено утопая в грязи и очень медленно – на это уходила уйма сил.
– Какое ужасное место! – вдруг воскликнул молодой человек.
– А вам горы подавай, не так ли? – спосил старый монах.
– Само собой!..
– И вы сто раз правы! В горах нет болот, и там холодно, камни сплошь устилают землю и делают ее бесплодной, но по крайней мере там чувствуешь величественный дух дикой природы – это ласкает глаз и душу. Воздух в горах чистый, и хотя живут там бедно, зато на ногах стоят крепко. Бресс, напротив, богата, но тоска здесь царит смертная! На плодородных долинах полно ядовитых болот, и бледный призрак лихорадки постоянно витает над изгловьями постелей здешних обитателей.
Вдруг молодой человек злобно вскрикнул и тут же смачно выругался, что никак не вязалось с его благочестивым обличьем.
Он увяз в болоте выше колен, и, чтобы выбраться из топи, ему понадобилась помощь старика.
– Ну и ну! – проговорил он. – Неужели в этих чертовых краях нет ни одной дороги?
– Дороги-то есть, правда, их совсем мало, да только нам и от них надобно держаться подальше. Тут, недалече стоят французские войска… но скоро мы будем у цели. Так что давай поторапливаться: время не ждет!..
Молодой человек невольно вздохнул и снова принялся сражаться с грязью, ведомый, как и прежде, своим спутником.
Вскоре они подошли к небольшой возвышенности и выбрались на нее. И в туманном далеке, у самого горизонта, за мелким леском посреди бескрайней равнины они разглядели остроконечный силуэт башни, возвышавшейся над другими величественными строениями.
– Что это? – спросил молодой монах.
– Блетран.
– И когда же мы там будем?
– Через час… Пока у нас все шло как по маслу, словно благословения, которые я рассыпал по дороге, снизошли и на нас самих. Теперь надо постараться, чтобы путь наш закончился так же благополучно, как и начался. Ежели сведения, что мне дали, верны, в том леске, через который лежит наш путь, французов нет. Их лагерь левее – между Вильвье и Монморо, неподалеку от Лон-ле-Сонье… Надеюсь, у нас все получится так, как мне бы хотелось.
Наши монахи ступили в лес и прошли его насквозь, не встретив ни одной живой души.
Выйдя из леса, они увидели перед собой обширную, открытую местность, простиравшуюся до самых крепостных стен Блетранского замка, – лишь в одном месте посреди этой пустоши виднелся еще один перелесок.
Солнце только-только исчезло за горизонтом, скрытым густой дымкой испарений, и окрасило его в кроваво-алый цвет.
Надвигались сумерки.
В это время колокол на крепостной башне пробил пять часов. Вслед за последним ударом колокола на крепостной стене все пришло в движение – поднялась невообразимая суета: послышался барабанный бой, затрубили трубы… подъемный мост, только что опущенный, пополз вверх.