Замок Орла - Страница 132

К оглавлению

132

– Знаешь, что это?

– Это… это деньги.

– Золотые, а золото в десять раз дороже серебра.

– Выходит, на одну такую монетку можно купить много водки?

– Да хоть лопни.

– А сколько стаканов?

– Сотни две, не меньше.

У Николя загорелись глаза.

– Дайте же мне хоть одну монетку, если на эти деньжищи можно купить столько водки!.. – попросил он, протягивая вперед руку.

– Хорошо, получишь, только прежде ее надобно заработать.

– Как?

– Где ключ от потерны?

Никола сдернул со стены связку ключей, выбрал один и сказал:

– Вот.

– Хорошо. А теперь идем с нами.

– И потом я получу монетку?

– Да.

– Но, – заметил монах, – может, стоит обождать, когда станет совсем темно?

– Это ни к чему, преподобный… вот-вот пробьет десять, а на дворе и так темно, хоть глаз выколи, да и дождь вон хлещет, слышите?

– Ну, коли так, идемте. Только не знаю, смогу ли я идти.

– Обопритесь на меня, добрый отец…

Старуха, монах и Николя Большой вышли из конуры кабатчицы и двинулись дальше вдоль крепостной стены.

Матушка Фент поддерживала обессилевшего монаха. Николя нес фонарь и связку ключей.

Ветер ревел вовсю, дождь лил, как из ведра, часовые укрылись в своих будках, плюнув на охрану крепости.

Через двадцать шагов наша троица добралась до ступенек, что вели к потерне.

– Нужна будет лестница, – заметила матушка Фент. – Тут есть одна, у пристройки, которая сейчас на ремонте, рядом с часовней. Николя, сбегай принеси!

Здоровенный малый скрылся в темноте – и скоро вернулся с приставной лестницей.

– Ступай первым, – велела старуха. – Откроешь потерну и спустишь лестницу.

Николя повиновался.

Послышался скрежет ключа в замочной скважине и скрип петельных крючьев. Потерна отворилась. Лестница скользнула вдоль стены и уперлась в землю.

– А теперь, добрый отец, – обратилась к монаху матушка Фент, – прошу вас, скажите, что ему делать дальше.

И, обращаясь уже к сыну, прибавила:

– Слушай святого отца, Николя, да заруби все себе на носу.

– Сын мой, – сказал монах, – переберитесь с фонарем через ров. Когда окажетесь на другой стороне, пройдите вперед на триста пятьдесят шагов… а потом обшарьте все кругом, стараясь держать фонарь ближе к земле… Так, в конце концов, вы непременно заметите, как в траве что-то блестит. Остановитесь и соберите все золотые, их там много, а когда набьете карманы до отказа и увидите, что ничего блестящего на земле больше не осталось, возвращайтесь обратно.

– Все уразумел? – спросила матушка Фент.

– Да, – ответил Николя.

– Тогда ступай, да поживей!

Детина сдвинулся было с места, но остановился.

– А это сколько – много?.. – задумавшись, полюбопытствовал он.

– Целая куча!

– Тогда мне надобно дать не одну монетку… а две!

– Ладно, ладно, получишь свое, только ступай скорее!

Николя споро полез вниз по лестнице, и, пока спускался, было слышно, как он бормочет, разговаривая сам с собой:

– Да этого хватит аж на четыре сотни стаканов.

Вскоре он уже перебрался на другую сторону откоса и в слабом отсвете фонаря двинулся в направлении, которое указал ему святой отец.

Монах остался наедине с матушкой Фент. Примостившись на последней ступеньке у потерны, он оперся левой рукой на верхнюю перекладину приставной лестницы. Старуха, перегнувшись через проем потерны, выглядывала наружу, чтобы сподручнее было следить за тем, как поспешает ее сынок.

Между тем Николя был уже довольно далеко.

Вдруг сквозь вой ветра и монотонный, беспрерывный шум дождя, прямо за спиной матушки Фент, грянул громкий свист – едва ли похожий на человеческий.

Старуха, вздрогнув, обернулась.

– Святой отец! – воскликнула она. – Боже мой, что вы такое делаете?..

– То же, добрая женщина, что и вы. Сижу и жду.

– А этот жуткий свист?

– Я ничего не слышал.

Кабатчица в ужасе отпрянула.

– Не может быть!.. – пролепетала она. – По-моему…

Она не договорила.

Свистнули еще раз, так же, как и в первый, – старуха запнулась на полуслове… однако теперь свистели у основания лестницы.

– Отец мой, отец мой, – пробормотала она, – а сейчас слыхали?

– Ни звука, дочь моя, – снова ответил монах.

– Мне страшно.

– Отчего же, дочь моя?

– Чудно как-то…

– Что-то не пойму я вас.

Тут свистнули третий раз.

И уже как будто у подножия лестницы.

– Ах, – вскричала кабатчица, – мы пропали!.. Бежим скорей!..

И она было кинулась вверх по неотесанным каменным ступеням лестницы, но монах, резко поднявшись, преградил ей дорогу.

– Уймись, женщина! – велел ей он низким, звонким голосом. – Уймись же! Божье правосудие грядет!..

Он схватил старуху за руку и удерживал ее мертвой хваткой.

У несчастной подкосились ноги – и она осела на ступеньку.

Вслед за тем над приставной лестницей показался человек – он будто вырос в проеме потерны, за ним – другой, потом еще десять… и еще…

Во тьме было видно, как сверкали эфесы их шпаг и рукоятки пистолетов.

– Давайте сюда! – говорил монах каждому из них. – Сюда!..

Вдруг с крепостной стены послышался крик:

– К оружию!

Ему вторил выстрел из мушкета.

Везде и всюду поднялся невообразимый гвалт – было ясно, что замок захвачен неприятелем.

Монах отпустил руку старухи, распрямился во весь рост, сорвал фальшивую бороду, скрывавшую часть его лица, развязал веревку, скинул с себя рясу и швырнул все это подальше.

– Товарищи, – громогласно крикнул он, – вперед!

Ошеломленная кабатчица простонала:

– Сжальтесь… именем Неба, пощадите!

132