Замок Орла - Страница 43

– Надеюсь, полковник, коли вы так полагаете, – ответствовал священник.

И, дав Лакюзону знак преклонить колени, он возложил на него руки и промолвил:

– Призываю на голову твою Божье благословение всем сражающимся, и если ты потерпишь неудачу в своем дерзновенном предприятии, умри прощенным и вознесись прямо на небеса!

– Благодарю, отец мой, – поднимаясь с колен, проговорил Лакюзон.

И вслед за тем пожал руки сначала священнику, потом полковнику.

Подобный союз, нерушимый и благородный, освящал эту троицу и делал ее такой сильной.

Рауль де Шан-д’Ивер с восхищением наблюдал за этими прекрасными товарищами и говорил себе: какой бы великой ни делала их народная молва, руководимая гласом Господним, – vox populi, vox Dei! – когда видишь их вблизи, они кажутся воистину великими.

С улицы послышались шаги – они быстро приближались.

Четверо наших героев, собравшихся в низенькой комнатенке, разом смолкли и прислушались. Рядом с домом шаги стихли – и в дверь трижды негромко постучали, в точности как незадолго до этого – капитан.

– Кто там? – спросил Варроз.

Снаружи ответили:

– За Сен-Клод и Лакюзона!

Дверь отворилась.

Новоприбывший был облачен в монашескую рясу. Надвинутый капюшон полностью скрывал его лицо.

– Dominus vobiscum! – твердым, звонким голосом проговорил он.

– Amen! – ответствовал преподобный Маркиз.

– И да пребудет с вами мир, возлюбленные братья мои, – прибавил монах, сбрасывая капюшон, скрывавший его приятное, полнощекое лицо с красными губами, какое не увидишь ни на одном из мрачных и восхитительных полотен Доминикино, Лесюера и Сурбарана, этих великих подвижников от живописи.

– Клянусь честью, – воскликнул Варроз, – это же добрейший брат Мало!

– Какими судьбами, брат? – спросил Маркиз. – И почему в этот ночной час вы не с капитулом?

– Увы, – с печальным вздохом проговорил монах, – капитула больше нет.

– И где же вы теперь собираетесь?

– В ратуше… не в самом лучшем месте для нас. Шведы изгнали нас из нашей обители – теперь там обрел пристанище граф де Гебриан. Эти горе-вояки разграбили нашу казну, опустошили подвалы… Да отвернется от них Господь!

Преподобный Маркиз невольно передернул плечами.

– Э, – проговорил он довольно резко, не в силах сдержаться, – разве Богу нужна ваша казна с подвалами? Когда-то кубки были из дерева, а монахи пили воду. И исправно служили Господу… Но прости, брат, я знаю, мое мнение противно вашему. Давай же вернемся к тому, что побудило тебя прийти сюда. Ведь ты здесь неспроста?

– Конечно, конечно, я пришел неспроста, – ответил монах, слегка смущенный резким замечанием строгого священника. – Я пришел… я собирался…

– Успокойтесь, брат мой, а я еще раз прошу простить меня за излишнюю резкость – не берите мои слова в голову. Итак, мы вас внимательно слушаем.

– Ну так вот, – начал брат Мало, – наш настоятель поднял меня ночью, едва я успел заснуть, и поручил мне без промедления прибыть в темницу к Пьеру Просту, которого должны казнить в восемь утра на площади Людовика XI, и принять его последнюю исповедь. Темница эта находится аккурат в подземельях нашей обители. Туда я, собственно, и направлялся, раздумывая, как вам рассказать о данном мне поручении, и памятуя о том, что вы тоже хотели бы передать кое-что на словах бедному Пьеру Просту. Но я так ничего и не придумал. Я даже не знал, что вы в Сен-Клоде, а это, согласитесь, с вашей стороны, крайне неосторожно, ибо таким образом, как говорится, вы сами лезете в волчью пасть. Впрочем, это касается только вас самих. По дороге, свернув на главную улицу, я случайно повстречал Гарба и рассказал ему о своих затруднениях. А он, зная мою порядочность и набожность, хоть я и охоч до старого, доброго винца из наших подвалов, – он дал мне пароль, показал, где вас найти, и вот я здесь. Весь к вашим услугам. Коли надо, я охотно отдам голову свою на отсечение, лишь бы вытащить из переплета этого достойного и честного малого – Пьера Проста. Ведь он, когда еще пользовал бедняков, излечил меня от нестерпимых болей в коленке. К тому же я знаю: это мой долг, – прибавил брат Мало с некоторой горечью. – Но я готов на все, а это кое-что да значит для монаха, который больше не пьет из деревянного кубка и почти не разбавляет вино водой.

– Ах, брат Мало, брат Мало! – с воодушевлением воскликнул преподобный Маркиз. – Вы честнейший и достойнейший из членов святой братии, и я решительно отрекаюсь от тех опрометчивых слов, за которые уже просил у вас прощения. Окажите же мне честь, брат мой, и дайте вашу руку.

– Вот, держите, мессир святой отец. Хоть вы меня давеча и кольнули малость, да я на вас не в обиде…

– Правда?

– Клянусь именем великого святого Мало, моего покровителя! А теперь говорите скорее, что мне надлежит передать Пьеру Просту.

– Скажите ему, чтобы не впадал в отчаяние… скажите, что из каземата в вашем монастыре до костра на площади Людовика XI путь не так уж близок, как думают палачи… скажите, что между топором и плахой есть промежуток, имя которому – свобода!..

– Ах, – радостно прошептал монах, – так, стало быть, вы еще надеетесь?..

– Я надеюсь на Бога, брат мой, – ответствовал преподобный Маркиз.

– На Бога и на наши шпаги! – воскликнул Варроз. – Костру Пьера Проста не видать огня – спросите хоть капитана Лакюзона!

Заслышав свое имя, капитан, который наблюдал за происходящим с видимой рассеянностью и, казалось, не прислушивался к разговору, вдруг очнулся от оцепенения, сковавшего если не его тело, то мысли, подошел к монаху и сказал: