Замок Орла - Страница 61

– Мессир, – сказал она, – по вашей одежде мне трудно судить, на чьей вы стороне – шведов ли, французов или, может, франш-контийцев.

– Я за франш-контийцев, – ответил Рауль, – и у меня нет ни малейшей причины это скрывать. Но почему вас одолевают сомнения?

– Потому что я всеми опозорена, осмеяна и гонима, так что хоть шведы, хоть французы, хоть горцы – они мне все одно враги. И вы единственный, кто за долгие годы моих мытарств проявил заботу обо мне. А стало быть, я на той же стороне, что и вы, мессир. И может статься, – только не смейтесь! – что старая Маги, или Маги-ведьма, как меня прозвали, еще сослужит вам добрую службу, на какую вы сейчас и не рассчитываете.

Рауль сдержал улыбку, но про себя решил, что бедная старуха, ясное дело, не в себе.

Через мгновение та прибавила:

– Хотелось бы узнать ваше имя, мессир, уж я его никогда не забуду и стану поминать во всех молитвах.

– Меня зовут Рауль, – ответил молодой человек.

– Благодарю, – проговорила старуха. – Рауль – прекрасное имя. И оно мне по душе.

Вслед за тем, не проронив больше ни слова и не дожидаясь новых вопросов, Маги, невзирая на свои годы и на пережитые напасти, связанные с падением и беспамятством, быстрым и как будто уверенным шагом удалилась.

Рауль собирался вернуться в хижину Железной Ноги к Эглантине, которая, стоя у окна и припав одним глазком к щелке на стекле, протертой в слое пыли молодым человеком, в сильной тревоге следила за всем, что происходило на дворе.

Он уже было направился к двери, как вдруг услыхал шум, принесенный ветром со стороны площади Людовика XI, содрогнулся и, застыв как вкопанный, насторожился.

Это стрелял из пистолета Черная Маска.

За этим выстрелом, как мы помним, почти сразу же последовала пальба шведов и серых, затерявшихся в толпе, а дальше все смешалось…

Горцы начали крушить врага налево и направо.

Ошибиться или обознаться, заслышав поднявшийся гвалт, было невозможно. На площади закипело побоище.

Треск мушкетных выстрелов подействовал на Рауля, как сигнал трубы на боевого коня.

Молодой человек забыл обо всем на свете: и о своем обещании, и о данном ему поручении, и даже о самой Эглантине – с этой минуты он думал лишь об одном: его друзья сейчас рискуют жизнью, а он торчит здесь, вместо того чтобы спешить им на помощь.

В следующее мгновение он уже взбирался бегом по крутому спуску Пуайа, а еще через какое-то время – мчался по лабиринту узких улочек, что вели на площадь Людовика XI. Но не успел он углубиться в этот лабиринт и на полсотни шагов, как совершенно сбился с дороги. Дома кругом одинаковые. Ни одного указательного знака. А народ, в страхе метавшийся вокруг, пробегал мимо, оставляя его вопросы без ответа – будто не слыша его и не замечая.

Между тем мушкетная пальба все нарастала, и Раулю, то и дело натыкавшемуся на тупики, не могущему, несмотря на все усилия, приблизиться к шуму, звавшему его, нашему Раулю казалось, что он сходит с ума…

Наконец, когда он уже совсем было впал в отчаяние, когда за воцарившейся вдруг мертвой тишиной последовали оглушительные крики вперемежку с барабанной дробью и новыми громовыми выстрелами – за поворотом какой-то улочки, пониже густой завесы дыма, он вдруг увидел перед собой широкое пространство, посреди которого кипела беспорядочная кровавая схватка.

Это была площадь Людовика XI.

В то же самое время он услышал крики:

– Смерть Лакюзону! Смерть!.. Да здравствуют Швеция и Франция!

Им вторили другие возгласы:

– Смерть Лепинассу! За Сен-Клод и Лакюзона!

Рауль вклинился в кучу схлестнувшихся меж собой противников. Он рвался туда, где куча была плотнее, где было опаснее всего…

Как мы уже знаем, он успел вовремя – и второй раз спас жизнь капитану Лакюзону.

* * *

После победы, а вернее – настоящего триумфа на площади Людовика XI, капитан и Варроз, во главе горцев, в безудержном запале бросились преследовать побежденных – впрочем, об этом, мы кажется, уже упоминали.

Рауль последовал за ними.

Жестокая схватка перенеслась в город, все ворота которого были перекрыты, чтобы никто не улизнул. Шведы, загнанные врагами в ловушку, точно разъяренные волки, метались в поисках убежищ, но все без толку. Напрасно они бросали оружие, напрасно умоляли на коленях, барабаня кулаками в двери домов, крича, что они сдаются, и моля о пощаде. Сердца горцев и горожан переполняли ненависть и жажда мщения – состраданию в них не было места.

Еще недавно шведы-победители не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. И вот справедливость, пусть и ужасная, восторжествовала: теперь никто не щадил шведов-побежденных.

Между тем некоторым из них удалось сплотиться, и, оставляя после себя кровавые следы, они стали в одном месте пробиваться к городским воротам, охранявшимся горцами. В конце концов им удалось прорваться за ворота, но Лакюзон, не хотевший, чтобы его люди рассредоточивались, приказал не преследовать беглецов.

Граф де Гебриан и Черная Маска как сквозь землю провалились – никто не знал, куда они подевались и где их искать.

Отныне город Сен-Клод перешел в руки победителей, враг был изгнан – уж теперь-то он оправится нескоро.

Лакюзон с Варрозом, отдав последние распоряжения, собирались вернуться вместе с Раулем на площадь Людовика XI, где должны были встретиться с преподобным Маркизом.

Но тут по городу разнесся слух о некоем зловещем предзнаменовании.

Наблюдатель, денно и нощно несший дозор на соборной колокольне, вдруг ударил в набат – колокол загудел заунывным гулом; а набат – это бронзовая птица, порхающая с одного колокола на другой, так что вскоре зловещий зов подхватили все колокола сен-клодских церквей, слившись в один тревожный плач и стон.